Вепрь - 2 [СИ] - Константин Калбанов

— Атаман, — обратился один из ватажников, со шрамами на кистях к тому, что расположился у костерка, а это был именно вожак.

— Чего не укладываешься? Знаешь же правило, один из нас всегда бодрствует, — как видно доверия в этой ватаге не было и отродясь.

— Да я только спросить.

— Спрашивай.

— Только ты это… Я всегда тебя поддержу и спину твою прикрою. Но знать должен. Обязательно было ту девку убивать?

— Твоя правда, знать ты должен. Если ее в живых оставлять, то Звана тогда нужно было порешить. По другому никак. Ведь он бы от своего не отступился, потому как до баб охоч. Но он боец первостатейный и очень пригодится для будущего, когда начнем резать гульдских солдат, а такого менять на незнакомую девку… Глупо это.

— Но ведь ты не говорил людям о том, что не потерпишь насилия над бабами?

— Вот поэтому я убил девицу, а не Звана. Понимаю, что ты сейчас думаешь, мол мой недосмотр, а ответ держала та девка. Но того, что случилось уж не вернуть.

— Ну и сказал бы о том после. Чай и девка осталась бы жива.

— Ты действительно думаешь, что смог бы смотреть на то, как насилуют? Ты, который видел, как насиловали твою невесту? Вот то-то и оно. Порешил бы ты Звана, как пить дать, просто потемнело бы в глазах и сам не понял бы как все случилось. Но может и не успел бы, потому как я сам его приголубил бы, а потом все одно, упокоил бы девку. Так что лучше уж так.

— А зачем вообще было нападать на карету? То не гульдские солдаты, на коих мы зуб точим, не купцы с которых можно взять изрядную добычу. Конечно, взяли добрых лошадей, серебром рублей сто, рухляди немного, но ить с купцами не сравнится.

— Солдаты это конечно хорошо, да только не дело смотреть только в их сторону. Я не конкретным людям месть учинить хочу, хотя тех драгун до гробовой доски искать буду, мне потребно, чтобы все гульды взвыли. Народ это прижимистый, а потому удар по карману им не понравится. Сам посуди. Охрана караванов стала куда как более солидной, причем тратятся только местные купцы, иных иноземцев мы не трогаем. Помнишь те два каравана, что мы останавливали и отпускали, как только выяснялось, что там не гульды. Думаешь я тогда просто дурил? Уверен нынче наемники в Гульдии очень дороги. Теперь вот напали на почтовую карету, и еще нападем, причем на разных дорогах. Разорили храм. Что сделают гульды?

— Вестимо что. Увеличат охрану на каретах.

— И насколько? Какая тогда будет выгода в таких поездках? Не-эт, тогда уж проще отказаться от перевозок, а ить это не только пассажиры, это и почта. Вот и выходит, что станут они выгонять на дорогу большие патрули, а это все расходы и не малые, поди пойми где ждать следующего удара. А мы, то на карету нападем, то на караван, да в разных местах. Да этот курятник так всполошится, что любо дорого. А тогда уж дальше продолжим.

— Ладно, Добролюб, пойду я отдыхать.

— Давно пора. Горазд, — когда парень отошел на пару шагов окликнул его Виктор, несмотря на седые волосы, тому едва ли было двадцать, да и могло ли быть иначе, — знаю, насчет девки ты меня не одобряешь, но иначе не будет, любой славенин для меня дороже гульда, даже если это такая сволочь как Зван.

— Я это понял, Добролюб. Пока я жив за спину не оглядывайся, помни, я там.

— Я помню.

Костерок прогорел, каша поспела. Виктор снял пробу. Вполне. Не сравнить с той, что готовит Беляна, но не сказать что съедобно, а довольно вкусно, разумеется не для гурмана и ценителя кулинарного искусства. Виктор таковым не был. Вот уже почти год он живет по принципу, есть не вкусно, а сытно, чтобы иметь силы. Но тем не менее получалось прилично. Съев свою долю, он поднялся на урез оврага, чтобы подменить своего напарника.

— А я тут уж слюной изошел. Вот хоть и говоришь ты, что каша должна быть только сытной, но с тобой, атаман, одно удовольствие из одного котелка хлебать, готовишь на диво вкусно.

— Хм. Тогда ты еще не пробовал по настоящему вкусной кухни. Ничего, мы это поправим, обещаю. Вот вернемся из рейда, отведу вас в трактир где так готовят, что пальчики оближешь.

— Обещаешь?

— Обещаю. А то в лесу чай уж совсем одичали, а фряжская готовка то только одно название, — ну да, бывало они останавливались на постоялых дворах во Фрязии, на пару деньков, чтобы перевести дух.

Этот паренек нравился Виктору, прямой и открытый. Произошедший эпизод не был чем-то из ряда вон, он четко характеризовал Кота, прозванного так за свою безмерную любовь к кошкам, хотя и вырасти успел, и с этими хитрюгами ласковыми больше подолгу не тетешкается, а имечко прикипело, не отдерешь. В ватагу он попал так как был беглым из соседней Лаконии, хотел податься на Длань, да не дошел, раньше попались разбойнички, а что они, что вольные дланьцы, в народе отчего-то были овеяны одинаковым романтическим ореолом. Из этого можно было сделать вывод, что аналог Земных казачков, ничем от простых разбойников своими повадками не отличались, разве только было их побольше и дисциплина какая-никакая присутствовала.

Когда он вернулся к прогоревшему костерку, один из ватажников проснулся. Вот чего не отнять, того не отнять, кочевая жизнь полная опасностей приучила людей спать в полглаза, в полуха и при этом умудряться отдохнуть, а еще им не нужны были никакие часы, вот нужно через да часа встать, можно не сомневаться с ефрейторским зазором плюс-минус пять минут непременно проснутся.

— Зван, — а это был именно тот, кто проявил непокорство на дороге. Он должен был стоять вторую смену вместе с Гораздом.

— Да.

— Что это было? На дороге?

— Атаман, ты ведь видел ту девку.

— Ты добрый боец, но больше судьбу не искушай.

— Может, все же отпустишь, атаман?

— Ты, и другие пробудете со мной пять лет, как и было уговорено, только после этого можете катиться на все четыре стороны и не днем раньше. Если сам не вынудишь, как давеча. Так что у тебя еще четыре года с лишком.

— Понял, — тяжко выдохнул Зван.

Вот и Горазд, значит можно вздремнуть, выспаться не получится и дело вовсе не в том, что они в походе, вернее не только в этом. Виктор до сих пор не доверял своим людям. Да они выполняли его команды, да ватага уже провела несколько весьма удачных нападений, но доверия между ее членами и атаманом как не было, так и нет. Все держится на одном только страхе. Впрочем, может и нет, подумалось Виктору, когда он вспомнил Кота, этот точно смотрел на него без страха в глазах, а с каким-то уважением, а может и обожанием.

Зиму и начало весны Виктор и Горазд провели в разбойничьем стане, постоянно гоняя лихих в изнурительных тренировках. Заниматься приходилось многим, от хождения на лыжах и подтягивания, до стрельбы и рукопашного боя. Люди роптали, но терпели. В самом начале новый атаман заявил, что становится над ватагой на пять лет, по истечении этого срока они могут катиться на все четыре стороны, вместе с багажом знаний и умениями полученными под его руководством, но до той поры он для них и великий князь и бог, а выйти из договора они могут только вперед ногами. Были и такие, стоит просто заметить, что из оставшихся одиннадцати еще трое отдали Богу душу в назидание остальным.

Обучение проходило не только в плане боевой подготовки. Горазд, который время от времени покидал лесной стан, чтобы подвезти продовольствие, одежду, иные припасы, привел и толмача, у которого прямо таки глаза разбежались от обилия учеников. Строго глядя на алкоголика, у которого порой уж ум за разум заходил от столь долгого воздержания, поэтому изредка ему позволялось опрокинуть кружку другую пива, Виктор заявил, что учить он станет всех. По лагерю было объявлено, что отныне общение должно в основном происходить на гульдском, а через месяц он и вовсе не желает слышать славенскую речь.

Нет, полиглотами они не стали, явный акцент слышался даже Виктору, но худо бедно понимали речь и могли говорить. Но несколько фраз их буквально заставили проговаривать чисто без ошибок, так словно они были рождены гульдами, так что при случае они даже могли сойти за своих, это если строго придерживаться тех фраз, что можно было перечесть по пальцам. У самого Виктора в этом плане было куда как лучше, себя он не жалел ни на тренировочном поле, ни в плане изучения языка. Он настолько серьезно подошел к этому вопросу, что к весне толмач был вынужден признать, большему он его уж не научит, а выговор у его ученика сейчас в точности как в столице гульдии. Ничего странного, ненависть порой творит чудеса, а Виктора буквально съедала изнутри жажда мести, блюдо как известно, подносимое в холодном виде.

За время зимы произошло еще несколько событий. Как только установился зимник, Богдан отправился в Рудный, откуда через месяц вернулся с комплектующими для трех станков. Ему пришлось нанимать целый караван из шести возов, чтобы все доставить на постоялый двор. Все же технический прогресс штука тяжелая. После дня середины зимы, все станки заработали. Для их наладки Виктору пришлось таки оставить лагерь и на несколько дней отправиться домой. С другой стороны люди вроде как притерпелись с новой участью, опять же всех одели, кормили не в пример досыта, сам атаман питался с ними из общего котла, а подходила очередь, так не стеснялся кашеварить. Вот только и мысли ни у кого не возникало, чтобы даже пошутить на эту тему, шутники они вообще старались не смотреть в сторону самозванца начальника, напрочь лишенного чувства юмора.